Поковылял в школу. Все учителя принарядились, потому что сегодня родительское собрание. Отец вымылся и надел свой лучший костюм. Слава богу, он выглядел отлично! И не скажешь, что безработный. Учителя хором говорили ему, что такихучеников, как я, поискать.
А отец Барри Кента сидел как оплеванный. Ха! Ха! Ха!
Похромал в школу. Пес увязался следом. Пришлось хромать обратно, чтобы запереть его в сарай. Опять поплелся в школу. Опоздал, конечно, – на пятнадцать минут. Пучеглазый Скратон устроил мне выволочку: какой пример, мол, подает староста. Ему легко говорить! Сам-то разъезжает на “форде”, и забот у него раз-два и обчелся – руководи себе школой да плюй в потолок. А у меня куча проблем и никакой машины.
Получил письмо из больницы: во вторник, двадцать седьмого, мне вырежут гланды. Я в полном шоке! По словам отца, я стоял в очереди на эту операцию с пяти лет! Выходит, я был вынужден ежегодно страдать от тонзиллита в течение девяти лет только потому, что у государственного здравоохранения плохо с финансами!
И почему акушерки не вырезают младенцам гланды прямо при рождении? И денег бы сэкономили, и от страданий бы меня избавили.
День ООН
Купил новый халат, шлепанцы, пижаму и туалетные принадлежности. Папа, как всегда, начал причитать. Он не понимает, почему я не могу взять в больницу старые вещи. Я сказал ему, что буду выглядеть посмешищем в халате с Питером Пэном и пижаме с Винни-Пухом. Кроме кретинского дизайна, они мне малы и все в заплатах. Тогда отец заявил, что когда он был маленьким, то спал в ночной рубашке, сшитой из двух угольных мешков. Я позвонил бабушке, чтобы проверить эту сомнительную информацию, и заставил отца повторить свои слова в трубку. Бабушка сказала, что то были мешки не из-под угля, а из-под муки. Теперь знаю, что мой отец – патологический лжец!
Больничное снаряжение встало в пятьдесят четыре фунта девятнадцать пенсов, это кроме фруктов, шоколада и витаминизированных напитков. Пандора с улыбкой уверяет, что в моем новом синтетическом халате я похож на Ноэля Кауарда (). Поблагодарил за комплимент, хотя, если честно, понятия не имею, кто такой этот Ноэль Кауард. Надеюсь, он не серийный убийца.
Девятнадцатое после Троицы. Конец летнего времени в Британии
Позвонил маме, чтобы рассказать ей о грядущей хирургической пытке. Никто не подошел. Очень в мамином духе. Она скорее станет развлекаться с гадом Лукасом, чем утешать единственное дитя!
Позвонила бабушка, сказала, что знакомому знакомых ее знакомых вырезали гланды и он умер от потери крови на операционном столе.
– Не волнуйся, Адриан, с тобой все будет в порядке, – закончила она.
Огромное тебе спасибо, бабушка!
Выходной в Ирландской Республике
11.00. Уложил вещи, потом отправился к Берту. Он быстро сдает, так что, возможно, мы видимся в последний раз. У Берта тоже есть какой-то знакомый, который помер от потери крови после удаления гланд. Надеюсь, это тот же самый человек, про которого говорила бабушка.
Попрощался с Пандорой, она трогательно расплакалась. Принесла мне подкову Бутона, чтобы я взял ее с собой в больницу на счастье. Рассказала, как приятелю ее отца вырезали кисту и он не проснулся после анестезии. В 14.00 по гринвичскому времени меня ждут в больнице.
18.00. Только что ушел папа, просидел четыре часа у моей постели в ожидании, когда ему наконец разрешат улизнуть. Меня обследовали с ног до головы. Взяли на анализ все жидкости, взвесили, вымыли, измерили, простукали и прощупали, но никто и не подумал заглянуть мне в горло!
На тумбочку при кровати я пристроил наш семейный медицинский справочник, чтобы врачи поняли, с кем имеют дело. Не знаю, кто еще лежит в палате, потому что медсестры забыли убрать ширмы после процедур. Над моей кроватью повесили табличку:”Только жидкости”. Страх до костей пробирает.
22.00. Я есть хочу! Чернокожая медсестра отобрала у меня всю еду и напитки. Считается, что я должен спать, но здесь такой дурдом. Старики то и дело падают с кроватей.
Полночь. Над моей кроватью новая табличка: “Только внутривенное!” Я умираю от жажды! Готов отдать правую руку за банку диетической колы!
4.00. Я обезвожен!
6.00. Меня только что разбудили! Операция начнется не раньше десяти утра. Так почему мне не дают поспать? Гонят опять мыться. Я напомнил им, что меня оперируют изнутри, а не снаружи, но они не слушают.
7.00. Медсестра-китаянка караулила меня в ванной, чтобы я не выпил воды. Она не спускала с меня глаз, пришлось прикрыть мой “этот самый” больничной губкой.
7.30. Меня обрядили как пациента дурдома, теперь я готов к операции. Сделали укол, который должен меня усыпить, но сна ни в одном глазу. Лежу и прислушиваюсь к скандалу в коридоре: потеряли историю болезни пациента.
8.00. Во рту сушняк жуткий, наверняка сойду с ума от жажды. Я ничего не пил с 9.45 прошлого вечера. Ощущаю сильную вялость... А какие интересные трещины на потолке! Надо бы куда-то спрятать дневник. Не хочу, чтобы в него уткнулись чьи-то любопытные носы.
8.30. Мама у моей постели! Она положит мой дневник в свою новую сумку-органайзер. Поклялась (жизнью пса), что не станет его читать.
8.45. Мама вышла на улицу покурить. Она выглядит старой и замученной. Что ж, фривольность даром не проходит.
9.00. В палату одну за другой пригоняют тележки с прооперированными и сбрасывают бесчувственные тела на кровати. Санитары, которые возят тележки, одеты в зеленые халаты и резиновые сапоги. Похоже, в операционной крови по колено!